верхом на ките
О зиме напоминают только заснеженные склоны Ловчена. Но по ночам всё же нужно вставать несколько раз, чтобы подбросить ещё поленьев в печь, иначе дрова прогорят, угли потухнут и ты проснёшься в сырой промозглой темноте. Я живу в двух мирах, дневном и ночном. Я работаю в магазине, я готовлю предложение к следующему сезону, я выхожу на ослепительно пустую и солнечную набережную, где можно идти только с закрытыми глазами, если ты не носишь солнечные очки. Сегодня утром я шла мимо грузовика, в который собирают новогоднюю иллюминацию с фонарей: бросают в кузов, укрывают прозрачным полиэтиленом и увозят. Новогодние праздники окончены, зацветает мимоза, вчера я видела первые нарциссы, показавшиеся на старой стене. В этом дневном мире думаешь о том, как продержаться ещё один год, много смеёшься, закрываешь долги, ведёшь долгие разговоры с далёкими людьми, температура поднимается, иногда обещанное приходится отложить, телефонные звонки, письма, заказы, авиабилеты, доходы, расходы, стремление в будущее, каким бы оно ни стало. В этом дневном мире зимой ты затягиваешь пояс, стараешься покупать меньше и все всё понимают, нужно как-то переждать эти медленные, короткие, безудержно золотые, светлые и ветреные дни.
Необъяснимая сила приходит ко мне каждый раз, когда опускается темнота, южное сердце успокаивается, луна заливает светом бетонную площадку около нашей двери и можно представить себе, что лужи и вода в вёдрах затянуты тонким льдом. Рождественские мелодии не надоедают, хотя вот уже месяц мы слушаем их почти каждый день. Калифорнийское солнечное Рождество, метели Минессоты, незабываемый холод заполярных ночей и огромная, укрывшая эту зиму, прозрачная, сияющая как revontulet, лисьи огни, тишина. В январе я учусь молчанию. Холод лучше тепла. Холод напоминает о том, что невозможно всю жизнь провести в тёплом и безопасном убежище, что тревожиться бывает полезно и целительно. Я оберегаю тепло и учусь его ценить, первое что я делаю утром - проверяю, не погас ли огонь, но когда Флора говорит, принимая и усаживая нас: идите сюда, здесь теплее, я отказываюсь и не хочу, чтобы мне было слишком тепло. Когда становится холодно, я лучше понимаю, что происходит, как всё устроено и что нужно делать. Я знаю, о чем я хочу вспоминать, когда стану старой. Когда ты выходишь утром из дома и окунаешь босые ступни в снег. Колкий, как стеклянная крошка, и мягкий, как пух куропаток. В моей жизни давно нет этого на физическом уровне, но невозможно забыть, что такое снег. Когда он падает всю ночь. Когда температура медленно опускается. Когда на оконных петлях, на ветвях деревьев, на стволах, на дверных ручках, на проводах, на качелях, на спинках парковых скамеек, на боковых зеркалах, на цепях, которыми закрывают старые гаражи под снос, вырастает иней. Когда необъяснимая тишина делает всё происходящее напряжённым, загадочным и очень спокойным.
Я просыпаюсь в темноте, засыпаю в темноте, и короткие тусклые рассветы перебирают кости зимы. Я иду по стадиону и на мне огромная чёрная шуба, мне тринадцать и я не испытываю ничего, кроме любви и злости. Мне велико всё - и тяжёлый искусственный мех, и оба эти чувства, разрывающие меня, приходящие без предупреждения. Я никогда не бываю готова к тому, что происходит. Я не могу понять, как всё связано, устроено, сковано, переплетено. Я не могу даже сформулировать вопрос, который помог бы мне разобраться, просто выхожу из дома каждое утро и иду к автобусной остановке, поскальзываясь на горке. Закрытый молочный киоск. Запах дыма над крошечным остатком прежнего города, десятком вековых деревянных домов, укрытых тяжелыми белыми шубами. Стадион не чистили, снег шёл всю ночь, но я не могу вспомнить, почему выбрала эту дорогу. К школе вели ещё несколько дорог. Они были скользкими, но чистыми. Я не могу вспомнить, почему я выбрала безбрежное снежное поле, почему мне было так страшно, будто под снегом вместо земли толстый лёд рек, но я помню, что дул ветер, что окна нашего класса ещё не светились, что по радио вроде передали, будто от занятий освобождаются все классы. Или это объявление было несколько лет назад. А когда мне было тринадцать, моя мама больше не слушала радио за завтраком, любила меня всё больше и понимала всё меньше. В любом случае, небо расчистилось и созвездия сияли. Я не могу бороться со снегом, шаг за шагом, проваливаясь по колено, я иду всё медленнее. В какой-то момент силы кончаются и я падаю в снег. Навзничь. Захлёбываясь смехом и воем. Всё это складывается. Огромный небосвод и обледенелые сияющие фонари. Окна маршруток с прозрачной, непроницаемой коркой льда. Отсутствие солнца. Когда он подходит сзади и незаметно вкладывает свою ладонь в мою - и мне хочется раздеться. Без предупреждения. Здесь, в зимней утренней темноте, когда мы ещё не разделились на восьмой класс и одиннадцатый, когда я с трудом вспоминаю своё имя, когда он молчит за моей спиной. Когда я примеряю шубу и мама говорит, что её надо купить, злоба и беспомощность делают меня чёрной, как нефть, которую качают за городом. Мной управляет всё, что угодно, кроме меня. Свет школьных окон, звук подачи волейбольного мяча, который летит тебе прямо в лицо. Запах и затылок того, с кем впервые целуешься, украдкой выйдя с урока. Власть взрослых, которая оберегает тебя и которой тебе нечего противопоставить, кроме бунта.
Школьный стадион - гарантия моей безопасности. Я лежу там так долго, что будь это льдина - её давно снесло бы течением, будь это тайга - меня бы почуяли волки, будь это Арктика - ветер бы нанёс мне снежное логово, снег укрыл бы меня. Но это просто школьный стадион посреди большого уральского города, куда через несколько минут потянутся шестые, у кого первым уроком физкультура. Куда через несколько лет въедет огромная машина, полирующая лёд на залитом в центре катке. А в тот год, когда будет десять лет со дня окончания школы и на встречу класса придут всего пять человек, его вскроют до самой тёплой, черной земли, чтобы вырыть в земле котлован и построить огромное здание бассейна, и из окон нашего класса больше не будет видно никакого рассвета.
Я знаю, что сейчас мне придётся встать и преодолеть весь этот снег.
Ты всегда знаешь о том, что ты встанешь. Ты всегда знаешь, что ты сможешь.
Лёжа в снегу, завывая, смеясь от своей любви, беспомощности, юности и силы, я знала, что делать с собственной жизнью. И ощутила цену - оцепенения, терпения, порыва, смеха, молчания, тепла, слова, промедления, уверенности, тишины. Во мне больше не было черноты, я стала живой и прозрачной как лёд.
Я успела забыть об этом, пока шла в свой собственный класс, и батареи грели, сушили тяжёлый школьный воздух, и из столовой пахло завтраком. Но каждый раз, когда начинается зима, каждый раз, когда температура опускается, каждый раз, когда мир становится безмятежно белым, тусклым, резким и иным, я вспоминаю об этом. Чем старше я становлюсь, тем больше помню.
Необъяснимая сила приходит ко мне каждый раз, когда опускается темнота, южное сердце успокаивается, луна заливает светом бетонную площадку около нашей двери и можно представить себе, что лужи и вода в вёдрах затянуты тонким льдом. Рождественские мелодии не надоедают, хотя вот уже месяц мы слушаем их почти каждый день. Калифорнийское солнечное Рождество, метели Минессоты, незабываемый холод заполярных ночей и огромная, укрывшая эту зиму, прозрачная, сияющая как revontulet, лисьи огни, тишина. В январе я учусь молчанию. Холод лучше тепла. Холод напоминает о том, что невозможно всю жизнь провести в тёплом и безопасном убежище, что тревожиться бывает полезно и целительно. Я оберегаю тепло и учусь его ценить, первое что я делаю утром - проверяю, не погас ли огонь, но когда Флора говорит, принимая и усаживая нас: идите сюда, здесь теплее, я отказываюсь и не хочу, чтобы мне было слишком тепло. Когда становится холодно, я лучше понимаю, что происходит, как всё устроено и что нужно делать. Я знаю, о чем я хочу вспоминать, когда стану старой. Когда ты выходишь утром из дома и окунаешь босые ступни в снег. Колкий, как стеклянная крошка, и мягкий, как пух куропаток. В моей жизни давно нет этого на физическом уровне, но невозможно забыть, что такое снег. Когда он падает всю ночь. Когда температура медленно опускается. Когда на оконных петлях, на ветвях деревьев, на стволах, на дверных ручках, на проводах, на качелях, на спинках парковых скамеек, на боковых зеркалах, на цепях, которыми закрывают старые гаражи под снос, вырастает иней. Когда необъяснимая тишина делает всё происходящее напряжённым, загадочным и очень спокойным.
Я просыпаюсь в темноте, засыпаю в темноте, и короткие тусклые рассветы перебирают кости зимы. Я иду по стадиону и на мне огромная чёрная шуба, мне тринадцать и я не испытываю ничего, кроме любви и злости. Мне велико всё - и тяжёлый искусственный мех, и оба эти чувства, разрывающие меня, приходящие без предупреждения. Я никогда не бываю готова к тому, что происходит. Я не могу понять, как всё связано, устроено, сковано, переплетено. Я не могу даже сформулировать вопрос, который помог бы мне разобраться, просто выхожу из дома каждое утро и иду к автобусной остановке, поскальзываясь на горке. Закрытый молочный киоск. Запах дыма над крошечным остатком прежнего города, десятком вековых деревянных домов, укрытых тяжелыми белыми шубами. Стадион не чистили, снег шёл всю ночь, но я не могу вспомнить, почему выбрала эту дорогу. К школе вели ещё несколько дорог. Они были скользкими, но чистыми. Я не могу вспомнить, почему я выбрала безбрежное снежное поле, почему мне было так страшно, будто под снегом вместо земли толстый лёд рек, но я помню, что дул ветер, что окна нашего класса ещё не светились, что по радио вроде передали, будто от занятий освобождаются все классы. Или это объявление было несколько лет назад. А когда мне было тринадцать, моя мама больше не слушала радио за завтраком, любила меня всё больше и понимала всё меньше. В любом случае, небо расчистилось и созвездия сияли. Я не могу бороться со снегом, шаг за шагом, проваливаясь по колено, я иду всё медленнее. В какой-то момент силы кончаются и я падаю в снег. Навзничь. Захлёбываясь смехом и воем. Всё это складывается. Огромный небосвод и обледенелые сияющие фонари. Окна маршруток с прозрачной, непроницаемой коркой льда. Отсутствие солнца. Когда он подходит сзади и незаметно вкладывает свою ладонь в мою - и мне хочется раздеться. Без предупреждения. Здесь, в зимней утренней темноте, когда мы ещё не разделились на восьмой класс и одиннадцатый, когда я с трудом вспоминаю своё имя, когда он молчит за моей спиной. Когда я примеряю шубу и мама говорит, что её надо купить, злоба и беспомощность делают меня чёрной, как нефть, которую качают за городом. Мной управляет всё, что угодно, кроме меня. Свет школьных окон, звук подачи волейбольного мяча, который летит тебе прямо в лицо. Запах и затылок того, с кем впервые целуешься, украдкой выйдя с урока. Власть взрослых, которая оберегает тебя и которой тебе нечего противопоставить, кроме бунта.
Школьный стадион - гарантия моей безопасности. Я лежу там так долго, что будь это льдина - её давно снесло бы течением, будь это тайга - меня бы почуяли волки, будь это Арктика - ветер бы нанёс мне снежное логово, снег укрыл бы меня. Но это просто школьный стадион посреди большого уральского города, куда через несколько минут потянутся шестые, у кого первым уроком физкультура. Куда через несколько лет въедет огромная машина, полирующая лёд на залитом в центре катке. А в тот год, когда будет десять лет со дня окончания школы и на встречу класса придут всего пять человек, его вскроют до самой тёплой, черной земли, чтобы вырыть в земле котлован и построить огромное здание бассейна, и из окон нашего класса больше не будет видно никакого рассвета.
Я знаю, что сейчас мне придётся встать и преодолеть весь этот снег.
Ты всегда знаешь о том, что ты встанешь. Ты всегда знаешь, что ты сможешь.
Лёжа в снегу, завывая, смеясь от своей любви, беспомощности, юности и силы, я знала, что делать с собственной жизнью. И ощутила цену - оцепенения, терпения, порыва, смеха, молчания, тепла, слова, промедления, уверенности, тишины. Во мне больше не было черноты, я стала живой и прозрачной как лёд.
Я успела забыть об этом, пока шла в свой собственный класс, и батареи грели, сушили тяжёлый школьный воздух, и из столовой пахло завтраком. Но каждый раз, когда начинается зима, каждый раз, когда температура опускается, каждый раз, когда мир становится безмятежно белым, тусклым, резким и иным, я вспоминаю об этом. Чем старше я становлюсь, тем больше помню.
Winter is my soul home.
