он облизывает палец, порезавшись; едва взяв трубку, начинает кричать; в море живет рыба-луна; на полу столпотворение чашек - гадали, смотрели на взвихрения темной гущи ото дна, вскидывались от внезапности звонка между ночью и утром; нас было так много и никто не хотел открывать.
потом все спящие просыпались и просили пожалеть их.
во сне: город пустынный, пыльный, желтоватый и хрупкий; мой город лет пяти, не больше, но музыкальная школа. внезапно в доске объявлений отражается незабываемая женщина (она учила игре на фортепиано, всегда пышные, черные, но полные бронзовых нитей, волосы; спорила с ней до слез из упрямства, она только смеялась) и мне приходится ее узнать: обнимаемся картинно-пылко и кратко, а потом я делаю вид, что вот только посмотрю, что за дверью, и сразу же вернусь - и спешно сбегаю вниз по лестнице, вырываюсь на улицу; ненавижу возвращаться. маша! - кричу вдогонку, и маша в ярко-малиновом пальто оборачивается. маша не была в моем городе; чуть раньше музыкальной школы мы зашли на выставку и видели детскую книгу про тигра и маленького тигра, они смотрели из круглого окна; зал выставки - бывший магазин "урожай", все стены выложены камнем, в углах - бассейны с высокими каменными бортиками, колонны в самых неподходящих местах и вечное ощущение, как если клубок шерсти размотается до самого конца, а он был таким огромным.

---

инга такая заходит в белой шапке, а в воздухе еще неопавшая пудра
потом, где-то на станции академическая, наверное, я совершенно теряю страх
и еще совершеннее я теряю его несколько минут назад, когда мои руки окунаются в холодную воду, ногти как змеиные лица, тишина, голые плечи.

после урока - маршрутка домой, из темноты навсегда вырывается тройка, с обочин видениями - собаки и мы сквозь всю эту чуть снежную ночь - как на прогулке среди пустыни, и если наш остров остановится среди этих странных морей, то нам никто не поможет
потом, не смотря на это все, жак брель заставляет меня танцевать
моя подруга возвращает мне единственно возможный и настоящий страх; он белого цвета;
потом начинается ожидание


потом ожидание заканчивается. над слабым смеются

---

нашла утром в погоне за

Nobody heard him, the dead man,
But still he lay moaning:
I was much further out than you thought
And not waving but drowning.

Poor chap, he always loved larking
And now he's dead
It must have been too cold for him his heart gave way,
They said.

Oh, no no no, it was too cold always
(Still the dead one lay moaning)
I was much too far out all my life
And not waving but drowning.


Stevie Smith 1903-71

---

привет, дневник. ты не заброшен. на этой неделе изо дня в день происходит удивительное. каждую ночь - сны.
мне бы хотелось написать и про вторник, когда два моих друга сидели в студии и говорили друг с другом, а я танцевала за дверью. и про субботнюю ночь, про то, как никто не захотел играть с нами в барышень, и как мы с машей - утром, после пирушки - чуть не потеряли друг друга навсегда. сегодня же - после ночи, когда театр перевернулся с ног на голову, спектакль снежная королева был разорван пополам, а я совершила убийство - сибила написала мне с передней парты: в пернике?! правда? я живу в пернике!!! она из болгарии, из того же города, куда мы ездим иногда, где дома с обгоревшей кожей, где сырой утром парк с разломанными качелями и самое прекрасное мороженое на свете. бабушка живет в кулисах площади, а сибила около реки струма.
вот, дорогой дневник, но, извини, я расскажу об этом немного позже. завтра мне предстоит испытание
когда оно было далеко, я думала о нем с воодушевлением и радостью
когда оно приблизилось, я стала думать с необкновенной тяжестью
но не нужно бояться. и драматизировать.
пожалуй, завтра, в восемь часов, когда все будет кончено, я сделаюсь счастливым человеком

---

за кофе в доме литераторов (массолит, просто массолит) даю первый в жизни автограф. свет везде - кремовый, влажный. пышные силуэты женщин, шляпки с перьями, хитрые взгляды, пойдем обмоем - литературная жизнь!
потом мы с алхасом бежим оттуда и идем по улицам, а из окон - голос вырывается облаком и парит над певцом, темнота и обвитые иллюминацией деревья, алхаса ждет сын, меня ждет актовый зал.
зачем я не оперная певица? я очень часто думаю
(ведь это просто два мира. один, первый - это "божетымой. мда? ты чё?" - нормальность, которая не знает о том, что можно по-другому )
это очень важно, но до конца я это запишу завтра,
потому что сейчас нужно вынуть балетки из сумки, и яблоко, которое мне подарила незнакомая девочка с красными волосами, которую я целовала утром в лоб
и лечь.
в мягкое.
в пену подушек и одеял.
в теплое.
чтобы опять кентавры.

---

дорогой дневник, я была сегодня в актовом зале
и, должна тебе сказать, в актовом зале необыкновенно хорошо. особенно, если приходишь первая и - прыгаешь, валяешься и всячески существуешь - там. линолеум на сцене - черный, стены и доски на окнах - черные, батареи - черные, в общем, все как полагается, и софиты накаляются белым, и светящиеся пылинки в черноте. все как полагается. да.
контактная импровизация начинается незаметно, с взгляда и с мягких вьющихся друг с другом рук
но все было очень быстро; ни тяжести, ни нежности почувствовать не успела. дина говорит - не бойся; и вес исчезает. женя - средневековое лицо, серые дреды, тело - как дерево - из питера, но я не могу
и, пожалуй, причиной этому темп
почувствовать, когда - да, а когда - нет.
или я просто не умею чувстввать партнеров.
а до этого - хотела оживить пространство лита, движением разбить всю литераторскую скуку и серьезность.
черное на черном; сквозняк из щелей; руки же - белые, кисти оживают последними, чтобы погасить смех.
дорогой дневник, я была сегодня пустотой, и этой пустоте все говорили, что она красивая.
мне снился кентавр

---

сопричастность

---

ciao, mio caro
сегодня хорошо бы рассказать про то, как я проболталась, про тишину у левого локтя, про смешные имена и про то, как я встретила алису, которая теперь работает во фрик-фраке,
но по-моему время на дневник появится теперь только на будущей неделе
так что ciao mio caro
(я хочу туда, где акации и море, холодных соков утром, сидеть на мраморных ступеньках, окунув ноги в песок. мне никогда не снится море просто так. море и я. обычно бывает море, мрамор, огромная волна и я. очень большая волна. и я.
сейчас весь мир сквозь вату, сквозь сумерки, сил хватает только на воспоминания)
ночью я была в оксфорде, сдавала экзамены, вылетала в окно
и кружила, спускаясь, удерживаясь за ветви рябины,
очень высокой рябины.

---

всю неделю одна музыка...
я заснула днем, еще не зная, идти ли в иллюзион, а потом, мне снилось: музыка, записанная буквами, со второго предложения начинается падение и приходит страх, похожий на медленное исчезновение воздуха, на холод, на тишину. белый и серый и синий цвета. широкие звуки. а это владимир горовиц играл рахманинова...
пустота иллюзорна. пустоты нет.

---

привет.
вчера мы были на открытии памятника бунину на поварской. играли в экономическую игру... дочитали историю мельника из "кентерберийских рассказов"... опустошенность после воскресной ночи... ни одной краски... потом идеальный муж на итальянском, овсянка с яблоком и корицей... опять пустота... театральная вата... желтые, нежные, с кислинкой, листья клена под окнами...
свет...
наверное, это у меня инстинктивный страх, говорит... у меня маму сбило, ей 39 было... и все.
в самый серьезный момент - засмеяться, это давно испытано.
лия....
ит. институт подарил нам приглашения на концерты, кинопоказы и выставки с последующими фуршетами. в четверг, в семь часов вечера желательно быть сразу на итальянском, в театре док и на открытии выставки генуэзского хлопка... а завтра певцы - на страстном... перестать думать? я и не заметила, как перестала...

---

слова к старинному концерту из фильма "двойная жизнь вероники"
я думаю, что это одна из прекраснейших музык на свете

O voi che siete
In Piccioletta barca,
Desiderosi d'ascoltar, seguiti
Dietro al mio legno
che cantando varca...
Non vi mettete in pelago, ché forse,
perdendo me, rimarreste smarriti.
L'acqua ch'io prendo già mai non si corse;
Minerva spira, e conducemi Appollo,
e nove Muse mi dimostran l'Orse...

---

привет, дорогой дневник
утром у меня, наконец, был завтрак без овсянки. потом я шила наволочку в первый раз в жизни и пропустила время, когда надо было идти в рамт на встречу с бородиным. это было не страшно. потом темнота, миндаль без конца.
можно ли больше никогда не испытывать ярости?
мне не хватает имени.
теперь нужно идти и почитать чосера. иди и почитай чосера. прямо сейчас.

---

в четверг мне приснилось, что смирнов наконец-то повез нас в шахматово.
и еще что я была невидимой, мне дали сиреневое платье и разрешили летать под потолком.
у шапки овечьи ушки, в третьей аудитории желто и тепло, михальская взволнованна, красива, ясна как и всегда, у ее дрожит голос, она открывает чтения - горшковские чтения в лите - и цитирует первые строчки "божественной комедии" по-итальянски, и последние - которые никто обычно никогда не помнит - "любовь, что движет солнце и светила"
маша фотографирует ее; потом мы в оцепенении ждем звонка, потом идем обедать
вместо семинара по эстетике я надеваю на голову пакетик, так сразу чувствуешь себя тайной и мы смотрим в щелочку на никольскую - она читала нам введение в языкознание на первом курсе, три года назад; ее не любят на кафедре и поэтому мы больше не видим ее здесь; вдруг - когда чтения заканчиваются - она оказывается близко, мне почему-то запомнилось, что у нее янтарные глаза, и такого же цвета - только глубже, мягче, теплее - голос; она пишет диссертацию, она не знает моего имени, она уезжает опять в америку через семь дней и просит писать ей.
но не просит быть частью жизни, об этом никто не просит, дорогой дневник
нельзя остаться навсегда.
в этот день нет дождя, свет отпечатывает золотистые окна на стенах, в них - витые тени листвы.
мы сидим на подоконниках, идем слушать про жизнь человека в раннее новое время, в духоте равнодушно выслушиваем насмешки. в следующий раз - "гамлет", сцены с призраком, в оригинале и в переводе пастернака. после пары на лестнице уже пусто, все остыло, стало пепельным. никольская, в серебристом костюме, разговаривает с папяном, пылким, нежным и дорогим на кафедре перевода; оттуда - пряничный запах пира.
потом на итальянском мы читаем: мальчик из бедного южного городка пишет о конце света. он не боится, потому что будет уже сто лет как мертв. мэр его города отправится в ад. души младенцев в лимбе превратятся в бабочек.
потом четверг заканчивается.

---

привет, дневник
с утра всюду туман, я сижу на балконе и протягиваю туда руки, пою по-французски гийома аполлинера; мир провалился, птицы исчезают, голос превращается в тишину.
было бы хорошо, если бы маленькие девочки поступали так почаще, - говорит н.а. в библиотеке, когда я прошу ее найти мне сельму лагерлёф, про йёсту берлинга - эту книжку никто не спрашивал семь лет. теперь она лежит на подушке.
потом проходит ночь, потом проходит день и мы с рут и шинейд идем на "старый забытый..."
я не хочу, чтобы наступал вторник, дорогой дневник, хочу длинно возвращаться домой с теплым бумажным стаканчиком перченого кофе, хочу не бояться голоса, хочу опять говорить по-французски хоть немножечко...
темнота, джаз на большой бронной, дождя нет.

---

привет, дневник

зеленая трава, снег, воздух с просинью близких холодов. после семинара я иду купить сельдерей и апельсины и запах в воздухе похож на тридцать первое декабря несколько лет назад, когда мне подарили "улисса" и горячий хлеб
утром я говорю в библиотеке по-итальянски, чтобы как-то избыть тяжесть понедельника, когда была как l'enfant terrible
и мне разрашают взять две замечательные книжки и одну не очень
две хорошие - это pilgrimaggi a firenze, которую издало флорентийское общество (прообраз которого - studio italiano). выдержки из писем, дневников, стихи русских людей, которые ее любили - или ненавидели - нежно или демонстративно. серов, анненский, бродский, добужинский, нестеров, тарковский и еще несколько десятков имен.
и еще l'illustrazzione art nouveau. синий стул жаждет быть разрисованным.
а третья про архитектуру и я еще не смотрела ее, потому что у нас завязалась переписка со школой, потому что банки очень таинственны, потому что сегодня рут с катей идут на выставку шанель, но ведь там нельзя будет послушать какие-нибудь неизвестные ароматы, в которые никто не кутался, в которых никто не купался
(ароматы с ошибкой)
теперь на "сладкую жизнь" не остается времени.

---

two tired toads that tried to trot to Timbury

привет, дневник, сейчас мне нужно срочно выбрать - семья или апартаменты - четыре часа в день или шесть
сегодня, в половину седьмого, когда я говорила, что не могу ничего сказать, но возвратные глаголы не при чем, пришло важное письмо
в столовой рут знакомит меня с катей, ясноглазая кудрявая давняя - она вчера приехала из сочи, в сочи ходят в сандалиях
утром мы читаем чосера и я слышу только голос гриши, который слева, и джеймса, который время от времени подхватывает, задавая нам ритм
все, я выбрала

---

что, думаешь, вареники, театр, нежнолицая подруга, ирландские девочки; левинский, чехов и вампилов - да?
нет. второй слой краски на левой ножке стула, молодые артисты с кудрями, туман.
туман, ноль фунтов, ноль пенсов, радуги... болит голова, голова, звуки ночью. недоверчивость четырнадцати лет, густые черные волосы. змеиные тени от перил на шахматном полу. здесь я, а здесь меня нет.

---

замерзаю. опоздала на страноведение

---

привет, дорогой дневник. девять утра, тонкие подошвы башмаков. я стою у окна, завернувшись в тускло-золотистую штору. пятница.
по дороге на итальянский захожу в кондитерскую купить праздничного миндального какао и посмотреть на таинственные коробки бельгийских конфет высоко на полках. в университете, в сумеречном внутреннем дворике-колодце, в который можно только заглянуть, когда спускаешься-поднимаешься по лестницам, которые вросли друг в друга первыми ступенями - по-прежнему стоит белое изваяние девы марии; а в углу столпились три круглые медальона: глазурованная терракота - голубой фон, тонкие фигуры с юношескими лицами. один из них держит черного аспида на груди, а из волос его - смотрит другое, мужское, бородатое лицо, с орлиным профилем. я смотрю сверху всякий раз - черная змея, двуликость, невидимый ветер. возвращение забытых образов.
потом венецианские акварели - дождь, зимняя неприютность каменного города, сырость изнизу, маленькие пьяццы со старинными колодцами, пустые мосты, ступени, ведущие прямо в воду. мы говорим про ingrassare e dimagrire, неохотно делимся опытом, кто как худел, и потом - про блошиные рынки. завтра в англиканской церкви trash&treasure sale. завтра маша, шинейд, рут и я - идем на премьеру "странников и гусаров" в театр "около". завтра еще будет сонная библиотека и форстер!
семинар по уайльду растянулся на три недели, после о.а. рассказывает, как ушла с фильма becoming jane, и не отпускает нас; гладкие серебристые волосы, густой короткий смех, подчеркнутая аккуратность; огромные темно-синие глаза и белая кожа; это вечно подкупающее - "мне интересно все" и необыкновенное доверие к нам. через два часа она будет говорить о чосере, потом о уайльде, а потом уже очень скоро наступит понедельник.
во флоренции, между прочим, плюс девятнадцать и переменная облачность.
это как леденец.

---

мы на территории сна.
холодок в середине ступни, запах краски; то место, где мы встречаемся, - разлом ступенек, колодец, куда сбрасывают ненужное, дверь, к которой идешь, не надеясь, что она откроется. тихо, сосредоточенно и упоенно - в книгу, в музыку, в человека. плачу ночью над страницами воспоминаний а.ц., потом
подняться, заправить постель, выпить воды,
вспомнить, что понедельник - важная встреча - близится.
стараться говорить нет именно так, чтобы это звучало как нет.
цирковые девочки в красных платьицах, снимать лак слой за слоем
сначала говорить, что чувствуешь
чувствовать же - потом.
сегодня есин пришел заглянуть в аудиторию, где у нас был тихий час вместо эстетики, и катя, вскочив, бросилась его обнять - как будто он дедушка. как будто ей очень нужно, чтобы ее утешили. набралась сил, улыбаясь, вернулась на место