снова борис поплавский

СМЕРТЬ ДЕТЕЙ
Моисею Блюму

Розовеет закат над заснеженным миром.
Возникает сиреневый голос луны.
Над трамваем, в рогах электрической лиры
Искра прыгает в воздухе темном зимы.

Высоко над домами, над башнями окон,
Пролетает во сне серевеющий снег
И пролив в переулок сиреневый локон
Спит зима и во сне уступает весне.

Расцветает молчанья свинцовая роза -
Сон людей и бессмысленный шепот богов,
Но над каменным сводом ночного мороза
Слышен девичий шепот легчайших шагов.

По небесному своду на розовых пятках
Деловитые ангелы ходят в тиши,
С ними дети играют в полуночи в прятки
Или вешают звезды на елку души.

На хвосте у медведицы звездочка скачет.
Дети сели на зайцев, за нею спешат,
А проснувшись наутро безудержно плачут,
На игрушки земные смотреть не хотят.

Рождество расцветает над лоном печали.
Праздник, праздник, ты чей? - Я надзвездный, чужой
Хором свечи в столовой в ответ зазвучали,
Удивленная девочка стала большой.

А когда над окном, над потушенной елкой,
Зазвучал фиолетовый голос луны.
Дети сами открыли окошко светелки
С подоконника медленно бросились в сны.

1927


(напечатано в единственном опубликованном при его жизни сборнике "флаги")

---

всё-таки я не могу этого понять
почему в моей системе координат всё так сильно разнесено
почему я читаю стихотворение поплавского или вот текст е.а. к его выставке
и это настолько сильно
настолько взрывает меня
что я уже не могу написать доклад к завтрашнему занятию
я уже не могу об этом думать
не могу даже взглянуть на книгу норы галь
потому что весь её текст, все её призывы, всё её беспокойство о чистоте русского языка
не имеют отношения к этой действительности.
т.е. они безусловно имеют к ней отношение; но искажение языка - это только следствие. это просто показатель.
я не вижу смысла говорить о том, как она собирала примеры отовсюду. радио, улицы, письма читателей.
я не могу понять, как преобразить тот крик, который охватывает меня целиком,
как преобразить его в действие
какого рода должно быть это действие
где оно должно свершиться
здесь или в другом месте?
сегодня или завтра?
я не хочу этого делать, потому что это будет подделка
пустая подделка
мне хочется заслужить одобрение ю.м., но мне не хочется делать ради этого пустоту
ради оценки. ради похвалы.
я не хочу пустоты
я не хочу повторения
я не хочу рассказывать чужие истории
я хочу правды.

(уже который день это упадок)
это должно закончиться
это должно закончиться

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

и ещё одно

По ту сторону млечного пути

Я слушаю так далеко не слышно
Так много снегу за ночь прибывает
Кто там кричит за ледяной рекой
Там в снежном замке солнце умирает
Благословляя желтою рукой
Как холодно здесь осенью бывает
Какой покой
Как далеко один здесь от другого
Кричи маши так только снег пойдет
Железная дорога понемногу
Сползает к морю в бездну на покой
Вы умерли
Прощайте недотроги
Махнуло солнце жалкою рукой
Спокойно угадав свою дорогу
Сойдет в покой
Здесь холодно бывает слава Богу

---

борис поплавский

астральный мир

Очищается счастье от всякой надежды,
Черепичными крыльями машет наш дом
И по-птичьему ходит. Удивляйтесь, невежды,
Приходите к нам в гости, когда мы уйдем.

На высоком балконе, над прошлым и будущим,
Мы сидим без жилетов и молча жуем.
Возникает меж звезд пассажирское чудище,
Подлетает. И мы улетаем вдвоем.

Воздух свистнул. Молчит безвоздушный прогон
Вот земля провалилась в чернильную лузу,
Застегните, механик, воздушную блузу.
Вот Венера, и мы покидаем вагон.

Бестолков этот мир четырех величин.
Мы идем, мы ползем, мы взлетаем, мы дремлем;
Мы встречаем скучающих дам и мужчин,
Мы живем и хотим возвратится на землю.

Но таинственный мир, как вода из-под крана,
Нас толкает, и ан, исчезает сквозь пальцы.
Я бросаюсь к Тебе, но шикарное зальце
Освещается, и я перед белым экраном,

Перед синей водою, где круглые рыбы,
Перед воздухом: вертится воздух, как шар.
И над нами как черные айсбергов глыбы
Ходят духи. Там будет и Ваша душа.

Опускаются с неба большие леса.
И со свистом растут исполинские травы.
Водопадом ужасным катится роса
И кузнечик грохочет, как поезд. Вы правы.

Нам пора. Мы вздыхаем, страшимся и машем.
Мы кружимся как стрелка, как белка в часах.
Мы идем в ресторан, где стоит на часах
Злой лакей, недовольный одеждою нашей.

И как светлую и прекрасную розу
Мы закуриваем папиросу.

---

всё
снег больше не отражает свет
появилось солнце
на полянке стало гораздо больше людей
это непрерывное движение
я чувствую, как исчезновение снега лишает меня покоя, лишает меня слов, лишает меня движений
единственное, чего я хочу - это закрыть глаза
закрыть глаза от мартовского света
события:
через две недели начинается мой курс в ашд
закончилась карточка на метро и я не могу купить новую
не говоря уже обо всех материалах, линейках, кисточках, ватманах
я только что дописала диплом. сто пятнадцать страниц.
то есть, я дописала его ещё в воскресенье, и в воскресенье снег начал исчезать
и сейчас понятно, что это окончательно.
и тогда же появилось это ощущение собственного бессилия.
то есть, ты заканчиваешь писать, и эта параллельная реальность текста, которая была с тобой всю дорогу, захлопывается. всё на своих местах. тебе больше нельзя туда войти.
я всё равно пытаюсь. я говорю внутри голосом разных героинь, которые рассказывают разные истории. и потом, это странное совпадение.
я прихожу на следующий день в иностранку, а там на третьем этаже фотовыставка "один день в риге". один день в риге - это моя история, это одно из бесконечных переживаний памяти. фотографии совершенно пустые, я сразу понимаю, что мне не нужно смотреть на них долго. но меня задевает само название. я долго сижу над книгами в холодном читальном зале. я чувствую эхо каких-то потоков, в которых мы все существуем, но никогда не стоит пытаться рассказать об этом кому-нибудь другому.

(когда ты наполовину переселяешься в собственную память, то бывает трудно принять решение в настоящем времени)

лишившись снежного покрова, все предметы обрели свою настоящую форму.
и я не знаю, почему меня это так настораживает.
этот закрытый, завершённый текст не представляет собой возможность новых текстов
он сжигает меня изнутри
именно потому что он закончен.
я больше не могу ничего добавить
(я хочу сказать: но ведь я ещё не закончила, это ещё не конец, никакого конца быть не может, потому что так или иначе, это бесконечная бесконечная бесконечная история страшная и незнакомая)
но я больше ничего не могу с ним сделать.
нет никакого облегчения, нет никакого бессмертия, мне в первый раз так больно, так горячо и больно от того, что
какая-то работа закончена.
мне одиноко, как будто я потеряла зелёную дверь,
которая так всем нравится в подростковом возрасте
которую всё равно никто потом не открывает.
мне одиноко, как если бы я умерла сама. мне просто некуда больше говорить.

потом о. выкладывает в своём дневнике ссылку на жж одного художника из тувы и это оказывается просто вовремя

(я не хочу терять эту боль внутри, которая заставляет тебя говорить
и возвращать миру его красоту
каким угодно способом.
способ великое множество
форм красоты великое множество)

у него в жж я нашла этот отрывок

"мы так боимся смерти, что предпочитаем умереть, но не думать о ней, не сталкиваться с ней, не бросать ей вызова. И поэтому мы предаем свое достоинство и вверяем судьбу Системе, основанной на круговой поруке бездарностей, глупцов и подлецов. Мы сами порождаем ту иллюзию, на непреодолимость которой потом сетуем. На самом деле, власть Системы строится на совершенной фикции, на вульгарном обмане, на примитивном воровском трюке. Она берет за основу маленькую человеческую слабость - неготовность умереть "здесь и сейчас" - и раздувает ее до гигантских пропорций.

мы живем в мире, который вот-вот рухнет. вот-вот растворится. наше общество построено на идеях и принципах, за которые никто не заплатил, которые никто не омыл кровью, которые ни у кого не вырваны в смертельной борьбе. мы пассивно сдали одну идеологию и так же пассивно и вяло притянули к себе разрозненные фрагменты других идеологий, часто совершенно противоречащих друг другу. нами правят законченные идиоты, и точно такие же идиоты возглавляют оппозицию - второй эшелон, рвущийся к власти. последние всполохи героизма, характерные для краткого этапа честной борьбы 1991-1993, безвозвратно затухли. даже для того, чтобы разжечь самые пламенные сердца, не хватило огня. болотный мох проел все. и снова кажется, что этому не будет конца... а на самом деле, мы присутствуем у самой последней черты.

истинная элита, которая сменит весь этот ирреальный балаган, должна произрасти из регионов смерти. один современный поэт (Роман Неумоев) странно назвал смерть "родиной". смерть растворит комплексы страха, обнажит лучи настоящего; как опавшие листья, исчезнут в небытии телевизоры, банки и биржи, правительственные аналитики и кремлевские интриганы - весь этот параноидальный паноптикум, нагло выдающий себя за реальность.

в самых ближайших "разборках" у нормальных людей нет своей доли. жадная толпа уже распределила между собой даже объедки. но эта мразь скоро исчезнет.

мы должны жить и действовать так, как если бы ничего этого уже нет, "здесь и сейчас". как если бы мы уже умерли, и перед нами простираются чистые горизонты духовной реальности"

---

мы так долго смотрели на этот снег
что теперь не можем взглянуть друг на друга

---

пожалуйста,
пусть кристина шварц из стокгольмского института
будет здорова и счастлива и вообще
потому что без нее я не написала бы и десятой доли того, что написала
к сегодняшнему дню.
(каждый день
с 8 утра до 20 вечера
в одной и той же коста-кофе
пока в. то преподает йогу в разных залах по всей мск,
то берет папку формата а2, карандаши, угольники, ватманы
и идёт на занятие в академ школу дизайна, здесь же, на полянке
пока снег то падает, то вдруг стремительно начинает таять
я сижу здесь с ноутбуком, старым номером иностранки, морфологией сказок проппа и диссертацией кристины шварц, написанной на итальянском языке,
и читаю.
пишу и читаю.
без конца открываю новые документы в ворде, чтобы была система
чтобы любую информацию можно было найти в один щелчок.
каждые полчаса я встаю, потому что мне больно сидеть
иду в туалет и там делаю Волшебные Упражнения,
которые помогают только пока я их делаю
а потом не помогают.
какие-то женщины заняли мой столик и я жду пока они уйдут
в. возвращается с занятия и мы вместе обедаем
потом женщины уходят и я перебираюсь за свой столик, чтобы остаться наедине с кристиной шварц из стокгольма
в. остаётся за большим столом и делает финские упражнения
выстраивает какую-то свою систему знаний
допивает клубнично-мятный чай.
ольга написала из нью-йорка:
нью-йорк завален снегом, ему идёт.
я написала в ответ:
в москве три дня метель, обледенеили козырьки баров, фонари, дверные ручки
а на следующий день метель кончилась и всё стремительно начало таять.
мне хочется отвернуться от окна, там почти не осталось снега)

ещё я подумала, что уже чёрт знает сколько всего было, но я по-прежнему не знаю, как по-настоящему зовут в.
когда кто-нибудь называет его - володя! или мне приходится в компании называть его - володя
я чувствую, что мы заговорщики
что мы всех обманываем
что они и не подозревают, как всё на самом деле
(и кто мы такие)
хорошо бы это всё-таки выяснить самой
кто мы теперь стали такие
как нас всё-таки зовут?

---

costa coffee, диплом, перерыв на чай

++

---

я прихожу в costa, заказываю кофе, выбираю столик у окна, где хорошо работает йота и выстраиваю день
первые четыре с половиной часа я пишу диплом
(делаю правки в творческой части, перевожу с итальянского теорию для научной части, читаю итало кальвино в старой "иностранке" и делаю выписки, набрасываю отчет, отмечаю, какие еще книги нужно найти и где их предположительно можно взять)
потом перерыв, обед, потом я иду в книжный, чтобы выбрать еще немного книг
следующие три с половиной часа - финский язык, два текста про жизнь в маленьком городе, упражнения на безличные формы "быть должным" и сочинение "millainen on sinun työpaikkasi"
после этого к семи вечера мы едем в nordic school.
вчера во сне я познакомилась с булочником федей, у него был свой деревянный киоск на маленьком помосте. он был выкрашен в белый цвет и стоял на стадионе. совсем рядом были costa-coffee и академия дизайна, а значит и вся улица полянка, но стадион был все-таки окружен сеткой, прорванной в некоторых местах. киоск феди стоял прямо на беговой дорожке, я шла мимо, весь стадион был в белом тумане, федя месил тесто, чтобы испечь хлеб. на нем был фартук и полосатый поварской колпак. у меня в руках были всякие холсты, как будто я уже учусь в школе дизайна на полянке, и возвращаюсь с занятий. я долго смотрела, как он месит тесто. потом на машине приехали две женщины в плащах, они купили два стакана кофе и два круассана и сказали, что специально приезжают утром перед работой сюда, на стадион, к феде. потом они сели в машину и уехали. я по-прежнему смотрела сквозь стекло, как федя работает с тестом, потом оказалось, что стекла на самом деле нет, и мы познакомились и пожали друг другу руки.

---

музей arcticum, рованиеми

---

я хочу, чтобы человек молчал, когда он перестает чувствовать.

андре бретон

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

смотрите, что делает тео янсен.
он называет их кинетические скульптуры.
он выпускает их на пляж, где они должны жить своей жизнью.
они огромные, они идут, куда дует ветер, они полностью движимы ветром.
им приходится сталкиваться с опасностями.

---

во-первых, я завожу будильник, чтобы вовремя принять таблетку вечером
во-вторых, я прихожу домой и мы полчаса орем друг на друга, я и богдан, который выкладывает нам мозаику на кухне; я говорю, что меня достали пустые обещания, и, приходя домой, видеть весь результат работы за день: одна розетка и невымытая чашка и намазанный маслом кусок хлеба, брошенный среди всего строительного хлама. и поскольку у меня не слишком большой опыт решения конфликтов подобного рода, то вместо договора, который нужно было заключить, у нас ничего, пустое место, человеческие симпатии, нужно верить в хорошее; к черту. теперь у меня гораздо меньше симпатий и гораздо больше опыта.
в-третьих, я иду пешком до коста кофе на полянке, где бы я ни была: с арбата, с пятницкой, с парка культуры и это круто, я иду и смотрю вокруг, я выпила чашку кофе за полтора часа до йоги и больше никогда не буду так делать, было очень плохо. запомни, что это было очень плохо. идти так, налегке, это просто потрясающе, минус два и мне уже не нужны перчатки, у обочин немыслимые горы снега и он коричневый. я стараюсь не думать об этом. но он коричневый. идти так, когда в коста-кофе мне сделают горячий мятный чай, это куда лучше, чем идти по направлению к трубам тэц, которые виднеются где-то впереди, слева. все время слышны непонятные гудки, сирены, всего труб пять и напротив них гибдд, где мне собираются дать права, но еще нескоро, потому что сначала бумажки, все это займет около двух месяцев, чтобы пришли нужные бумажки, но мне нужны права, я не собираюсь никому платить больше положенного, и я могу подождать.
когда мы катаемся вокруг вднх и болтаем с инструктором, то я не рассказываю ему, как этой зимой, сразу после нового года мы возвращались на юг финляндии, нам нужно было в турку, потому что на девять утра у нас была назначена экскурсия на солодовню завода raisio, где нам показали всяких крутых вещей про зерно. как их отбирают, замачивают, проращивают, высушивают и отправляют в питер, в европу, в шотландию - финский солод, шотландский виски. я не рассказываю ему, как на дорогах становилось все больше и больше машин, чем дальше мы были от лапландии, что справа был ботнический залив и навигатор показывал, что он очень близко, что я вела и у меня было какое-то нехорошее настроение; все хотели смотреть залив, отлично, я повернула, но слишком быстро, и мы сбили
пять почтовых ящиков
красного и зеленого цвета.
вроде никто не видел.
потом мы доехали до ближайшего дома, я позвонила, женщина ни разу не говорила по-английски. я сказала postilaatikko, почтовый ящик, и показала, что с ним случилось, пятьдесят евро, может, этого хватит - этого хватит, мой муж все поправит, их дом стоит у самого залива, замерзшего, безграничного, белого. и вот мы стоим на льду и, может быть, она смотрит на нас из окна, мне вовсе не хочется опять ехать, но в. говорит - садись и мы едем дальше, когда все нафотографировали залив, сколько им хотелось. мы въезжаем в какой-то город, ездим по улицам, я пропускаю пешеходов и мне не хочется ни с кем разговаривать и вроде все это понимают, и молчат. но потом я ловлю это - они молчат просто так, их все это не слишком впечатлило, они сфотографировали залив и значит можно больше о нем не думать, они сфотографировали эти чертовы ящики, разбросанные по снегу и, значит, можно больше об этом не думать, они уже пересекли эту внутреннюю границу, они уже е д у т д о м о й, и все, что происходит, уже их не слишком затрагивает. они просто ждут, пока мы приедем и можно будет опять заняться привычными делами, вернуться в свою колею. и когда я понимаю это, то мне хочется сбить еще что-нибудь, просто чтобы они закричали, взбунтовались, захотели выйти из машины, чтобы они приняли хоть какое-нибудь решение
и я даю себе слово
что больше никогда не будет таких путешествий, где всем все равно и где приходится решать за всех сразу, но при этом стараюсь ехать ровно, потому что эмоции это эмоции, а машина это машина, справа и слева тоже машины, и ты, синяя машина, должен быть предсказуемым. мы едем в hostel turku, где пьем на кухне горячий глёг, и кровати такие, что мы решаем остаться спать на кухне, прямо так, в полумраке и сидя. в детском уголке всякие книжки, я смотрю одну из них на ночь, "пять маленьких лошадок" и решаю дочитать утром, но утром нигде не могу ее найти, а уже пора ехать на завод raisio, ведет в., потому что это турку и потому что за езду без прав шенгена лишают пожизненно, и только потом, уже в мск, разбирая вещи, я нахожу эту книжку в глубине рюкзака - viisi pientä hevosta, пять маленьких лошадок.

смотрите, каждый сезон примерно четыре с половиной тысячи фермеров присылают образцы своего зерна в лаборатории raisio - в маленьких пластиковых пакетах по двести грамм. в лаборатории их сверяют с заявленным сортом, тестируют по нескольким параметрам, получше отправляют в солодовню, похуже - на кормовые заготовки, а то, которое никуда не годится, - возвращают.

вот так чувствует себя зерно в лаборатории:

---

---

---

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

полярный круг