верхом на ките
во-первых, я завожу будильник, чтобы вовремя принять таблетку вечером
во-вторых, я прихожу домой и мы полчаса орем друг на друга, я и богдан, который выкладывает нам мозаику на кухне; я говорю, что меня достали пустые обещания, и, приходя домой, видеть весь результат работы за день: одна розетка и невымытая чашка и намазанный маслом кусок хлеба, брошенный среди всего строительного хлама. и поскольку у меня не слишком большой опыт решения конфликтов подобного рода, то вместо договора, который нужно было заключить, у нас ничего, пустое место, человеческие симпатии, нужно верить в хорошее; к черту. теперь у меня гораздо меньше симпатий и гораздо больше опыта.
в-третьих, я иду пешком до коста кофе на полянке, где бы я ни была: с арбата, с пятницкой, с парка культуры и это круто, я иду и смотрю вокруг, я выпила чашку кофе за полтора часа до йоги и больше никогда не буду так делать, было очень плохо. запомни, что это было очень плохо. идти так, налегке, это просто потрясающе, минус два и мне уже не нужны перчатки, у обочин немыслимые горы снега и он коричневый. я стараюсь не думать об этом. но он коричневый. идти так, когда в коста-кофе мне сделают горячий мятный чай, это куда лучше, чем идти по направлению к трубам тэц, которые виднеются где-то впереди, слева. все время слышны непонятные гудки, сирены, всего труб пять и напротив них гибдд, где мне собираются дать права, но еще нескоро, потому что сначала бумажки, все это займет около двух месяцев, чтобы пришли нужные бумажки, но мне нужны права, я не собираюсь никому платить больше положенного, и я могу подождать.
когда мы катаемся вокруг вднх и болтаем с инструктором, то я не рассказываю ему, как этой зимой, сразу после нового года мы возвращались на юг финляндии, нам нужно было в турку, потому что на девять утра у нас была назначена экскурсия на солодовню завода raisio, где нам показали всяких крутых вещей про зерно. как их отбирают, замачивают, проращивают, высушивают и отправляют в питер, в европу, в шотландию - финский солод, шотландский виски. я не рассказываю ему, как на дорогах становилось все больше и больше машин, чем дальше мы были от лапландии, что справа был ботнический залив и навигатор показывал, что он очень близко, что я вела и у меня было какое-то нехорошее настроение; все хотели смотреть залив, отлично, я повернула, но слишком быстро, и мы сбили
пять почтовых ящиков
красного и зеленого цвета.
вроде никто не видел.
потом мы доехали до ближайшего дома, я позвонила, женщина ни разу не говорила по-английски. я сказала postilaatikko, почтовый ящик, и показала, что с ним случилось, пятьдесят евро, может, этого хватит - этого хватит, мой муж все поправит, их дом стоит у самого залива, замерзшего, безграничного, белого. и вот мы стоим на льду и, может быть, она смотрит на нас из окна, мне вовсе не хочется опять ехать, но в. говорит - садись и мы едем дальше, когда все нафотографировали залив, сколько им хотелось. мы въезжаем в какой-то город, ездим по улицам, я пропускаю пешеходов и мне не хочется ни с кем разговаривать и вроде все это понимают, и молчат. но потом я ловлю это - они молчат просто так, их все это не слишком впечатлило, они сфотографировали залив и значит можно больше о нем не думать, они сфотографировали эти чертовы ящики, разбросанные по снегу и, значит, можно больше об этом не думать, они уже пересекли эту внутреннюю границу, они уже е д у т д о м о й, и все, что происходит, уже их не слишком затрагивает. они просто ждут, пока мы приедем и можно будет опять заняться привычными делами, вернуться в свою колею. и когда я понимаю это, то мне хочется сбить еще что-нибудь, просто чтобы они закричали, взбунтовались, захотели выйти из машины, чтобы они приняли хоть какое-нибудь решение
и я даю себе слово
что больше никогда не будет таких путешествий, где всем все равно и где приходится решать за всех сразу, но при этом стараюсь ехать ровно, потому что эмоции это эмоции, а машина это машина, справа и слева тоже машины, и ты, синяя машина, должен быть предсказуемым. мы едем в hostel turku, где пьем на кухне горячий глёг, и кровати такие, что мы решаем остаться спать на кухне, прямо так, в полумраке и сидя. в детском уголке всякие книжки, я смотрю одну из них на ночь, "пять маленьких лошадок" и решаю дочитать утром, но утром нигде не могу ее найти, а уже пора ехать на завод raisio, ведет в., потому что это турку и потому что за езду без прав шенгена лишают пожизненно, и только потом, уже в мск, разбирая вещи, я нахожу эту книжку в глубине рюкзака - viisi pientä hevosta, пять маленьких лошадок.
смотрите, каждый сезон примерно четыре с половиной тысячи фермеров присылают образцы своего зерна в лаборатории raisio - в маленьких пластиковых пакетах по двести грамм. в лаборатории их сверяют с заявленным сортом, тестируют по нескольким параметрам, получше отправляют в солодовню, похуже - на кормовые заготовки, а то, которое никуда не годится, - возвращают.
вот так чувствует себя зерно в лаборатории:
во-вторых, я прихожу домой и мы полчаса орем друг на друга, я и богдан, который выкладывает нам мозаику на кухне; я говорю, что меня достали пустые обещания, и, приходя домой, видеть весь результат работы за день: одна розетка и невымытая чашка и намазанный маслом кусок хлеба, брошенный среди всего строительного хлама. и поскольку у меня не слишком большой опыт решения конфликтов подобного рода, то вместо договора, который нужно было заключить, у нас ничего, пустое место, человеческие симпатии, нужно верить в хорошее; к черту. теперь у меня гораздо меньше симпатий и гораздо больше опыта.
в-третьих, я иду пешком до коста кофе на полянке, где бы я ни была: с арбата, с пятницкой, с парка культуры и это круто, я иду и смотрю вокруг, я выпила чашку кофе за полтора часа до йоги и больше никогда не буду так делать, было очень плохо. запомни, что это было очень плохо. идти так, налегке, это просто потрясающе, минус два и мне уже не нужны перчатки, у обочин немыслимые горы снега и он коричневый. я стараюсь не думать об этом. но он коричневый. идти так, когда в коста-кофе мне сделают горячий мятный чай, это куда лучше, чем идти по направлению к трубам тэц, которые виднеются где-то впереди, слева. все время слышны непонятные гудки, сирены, всего труб пять и напротив них гибдд, где мне собираются дать права, но еще нескоро, потому что сначала бумажки, все это займет около двух месяцев, чтобы пришли нужные бумажки, но мне нужны права, я не собираюсь никому платить больше положенного, и я могу подождать.
когда мы катаемся вокруг вднх и болтаем с инструктором, то я не рассказываю ему, как этой зимой, сразу после нового года мы возвращались на юг финляндии, нам нужно было в турку, потому что на девять утра у нас была назначена экскурсия на солодовню завода raisio, где нам показали всяких крутых вещей про зерно. как их отбирают, замачивают, проращивают, высушивают и отправляют в питер, в европу, в шотландию - финский солод, шотландский виски. я не рассказываю ему, как на дорогах становилось все больше и больше машин, чем дальше мы были от лапландии, что справа был ботнический залив и навигатор показывал, что он очень близко, что я вела и у меня было какое-то нехорошее настроение; все хотели смотреть залив, отлично, я повернула, но слишком быстро, и мы сбили
пять почтовых ящиков
красного и зеленого цвета.
вроде никто не видел.
потом мы доехали до ближайшего дома, я позвонила, женщина ни разу не говорила по-английски. я сказала postilaatikko, почтовый ящик, и показала, что с ним случилось, пятьдесят евро, может, этого хватит - этого хватит, мой муж все поправит, их дом стоит у самого залива, замерзшего, безграничного, белого. и вот мы стоим на льду и, может быть, она смотрит на нас из окна, мне вовсе не хочется опять ехать, но в. говорит - садись и мы едем дальше, когда все нафотографировали залив, сколько им хотелось. мы въезжаем в какой-то город, ездим по улицам, я пропускаю пешеходов и мне не хочется ни с кем разговаривать и вроде все это понимают, и молчат. но потом я ловлю это - они молчат просто так, их все это не слишком впечатлило, они сфотографировали залив и значит можно больше о нем не думать, они сфотографировали эти чертовы ящики, разбросанные по снегу и, значит, можно больше об этом не думать, они уже пересекли эту внутреннюю границу, они уже е д у т д о м о й, и все, что происходит, уже их не слишком затрагивает. они просто ждут, пока мы приедем и можно будет опять заняться привычными делами, вернуться в свою колею. и когда я понимаю это, то мне хочется сбить еще что-нибудь, просто чтобы они закричали, взбунтовались, захотели выйти из машины, чтобы они приняли хоть какое-нибудь решение
и я даю себе слово
что больше никогда не будет таких путешествий, где всем все равно и где приходится решать за всех сразу, но при этом стараюсь ехать ровно, потому что эмоции это эмоции, а машина это машина, справа и слева тоже машины, и ты, синяя машина, должен быть предсказуемым. мы едем в hostel turku, где пьем на кухне горячий глёг, и кровати такие, что мы решаем остаться спать на кухне, прямо так, в полумраке и сидя. в детском уголке всякие книжки, я смотрю одну из них на ночь, "пять маленьких лошадок" и решаю дочитать утром, но утром нигде не могу ее найти, а уже пора ехать на завод raisio, ведет в., потому что это турку и потому что за езду без прав шенгена лишают пожизненно, и только потом, уже в мск, разбирая вещи, я нахожу эту книжку в глубине рюкзака - viisi pientä hevosta, пять маленьких лошадок.
смотрите, каждый сезон примерно четыре с половиной тысячи фермеров присылают образцы своего зерна в лаборатории raisio - в маленьких пластиковых пакетах по двести грамм. в лаборатории их сверяют с заявленным сортом, тестируют по нескольким параметрам, получше отправляют в солодовню, похуже - на кормовые заготовки, а то, которое никуда не годится, - возвращают.
вот так чувствует себя зерно в лаборатории: