верхом на ките
с утра мы завернулись в белые простыни, надели голубые очки и легли на пол, смотрели на снег. он падал и падал. одна застежка у чемодана никак не могла встать на место. у маши дома так тепло. картины завешаны полиэтиленом, пахнет растениями и ладаном, на кухонном столе и на стульях вырезки для коллажей. мы завтракали хурмой и кофе, сидя на полу. снаружи снег и видно только снег, а еще большую рекламу на соседнем доме: «читайте книги. сергей лукьяненко». все книги сложены в коробки, потому что ремонт. кровать, вынесенная из комнаты, стояла ногами кверху, похожая на уязвленного майского жука и все растения вели свое тихое существование на подоконниках. еще на подоконнике стоял сок в картонных коробках, нагретый от батареи.
а теперь давно уже не утро. в мастерской играет Adriano Celentano, есть вкусная еда, словари, учебники, цветные подушки. тут я, а вместе со мной волки, миражи и фотография Левинского с гирляндой на шее. фотографию мне подарила утром маша, когда мы сидели в простынях на полу и на чемодане, и смотрели друг на друга. ни о каких особенных вселенских вещах мы не говорили. ни о мальчиках, ни о девочках, ни о брошках, ни об эстетике. несколько раз мы, правда, сказали слово «паэлья».
потом мы спустились во двор и на футбольной площадке скатали несколько больших снежных шаров. мы взгромоздили их один на другой и получилась пирамида. сверху деревья сыпали на нас снег, а у песочницы сидел человек с зеленый бутылкой пива. дети укрылись за стенами снежной крепости и не бросали в него снежками, веточками они провертели смотровые щели и смотрели то одним, то другим глазом. человек сидел, как будто решил не вставать целый день. деревья сыпали снег на него тоже.
потом он все-таки поднялся и поволочился куда-то на улицу, через арку, туда, где ходят троллейбусы и он может втиснуться в какой-нибудь своим широким взглядом, потому что водитель его знает, и он знает водителя. пятый троллейбусный парк, соцпакет, достойная оплата. водитель поведет троллейбус сквозь снег, мимо на глазах засахаривающихся деревьев и детей. мы с машей немного томились и решили, что наше сооружение – это снежный маяк.
(мы просто не сумели вспомнить как лепят снеговиков совершенно забыли)
а теперь давно уже не утро. в мастерской играет Adriano Celentano, есть вкусная еда, словари, учебники, цветные подушки. тут я, а вместе со мной волки, миражи и фотография Левинского с гирляндой на шее. фотографию мне подарила утром маша, когда мы сидели в простынях на полу и на чемодане, и смотрели друг на друга. ни о каких особенных вселенских вещах мы не говорили. ни о мальчиках, ни о девочках, ни о брошках, ни об эстетике. несколько раз мы, правда, сказали слово «паэлья».
потом мы спустились во двор и на футбольной площадке скатали несколько больших снежных шаров. мы взгромоздили их один на другой и получилась пирамида. сверху деревья сыпали на нас снег, а у песочницы сидел человек с зеленый бутылкой пива. дети укрылись за стенами снежной крепости и не бросали в него снежками, веточками они провертели смотровые щели и смотрели то одним, то другим глазом. человек сидел, как будто решил не вставать целый день. деревья сыпали снег на него тоже.
потом он все-таки поднялся и поволочился куда-то на улицу, через арку, туда, где ходят троллейбусы и он может втиснуться в какой-нибудь своим широким взглядом, потому что водитель его знает, и он знает водителя. пятый троллейбусный парк, соцпакет, достойная оплата. водитель поведет троллейбус сквозь снег, мимо на глазах засахаривающихся деревьев и детей. мы с машей немного томились и решили, что наше сооружение – это снежный маяк.
(мы просто не сумели вспомнить как лепят снеговиков совершенно забыли)