верхом на ките
мне нравится это время ночью, когда ты один в чужой комнате
слышны чьи-то шаги в коридоре
не можешь заснуть, не хочешь, не пытаешься, никому ничего не объясняешь.
я сворачиваюсь под одеялом в клубок и вспоминаю этнографический музей siida в инари.
самая северная деревня финляндии. люди, собаки, снегоходы, олени. плавные изгибы единственной дороги, которая ведет в норвегию.
ощущение льда под колесами, озеро, на островах которого живут саамские боги.
в музее была отличная выставка про комаров, про охотничьи луки и просто про север и его жизнь в двенадцать месяцев года.
на одной из фотографий была полярная лиса, белая шерсть, хвост, прищур глаз, окровавленная мордочка. на другой фотографии она сидела в снегу, свернувшись клубком, и грелась. я вспоминаю ее, ветер, смерзшийся снег, облепивший деревья, оленьи следы на лыжне. клети на крышах, в которых по старой привычке сушится оленье мясо. распил туш, запачканные фартуки рабочих, их огромные наушники, очки. я лежу под одеялом, которые одинаковые во всех хостелах, и в стокгольме совсем тепло, с утра будет снегопад, и мы будем кататься на коньках в компании шведских школьников. ночью совсем легко. утром и днем уже не так легко. если ты делаешь что-то в одиночку и впервые, то нужно быть готовым к тому, что у тебя не будет выходных, не будет ни одной передышки от себя самого и той ответственности, которую ты взвалил на плечи: изменить все. не просто переехать в другую страну, не быть ни к чему привязанным, сделать свое отношение к происходящему ровным и не зависящим от эмоций, а вывернуть пространство целиком и перестроить его. прервать цепочки кодов, автоматических ходов, ошибок, которые идут к тебе от родителей, а к ним от их родителей и дальше туда, где уже ничего не видно; перестать воспринимать как единственно верное то, что обусловлено воспитанием, кругом общения, принадлежностью к поколению; сделать своей единственной опорой неизвестность.
мы катаемся на коньках под музыку, последний раз я делала это в пять лет. в музее cosmonova на огромном экране мы смотрим, как вертолет летит над антарктикой, самым сухим, самым холодным, самым страшным местом в мире, и как два аквалангиста плывут внутри айсберга - там есть огромные пустоты, заполненные водой. вечером, когда мы обнимаемся с карин, которая уходит на йогу, смотрим друг другу в глаза, как мы делали во время суфийских песен по вечерам в хо. нужно было найти себе пару и спеть короткий куплет в шесть строчек, глядя в глаза своему партнеру, не отрываясь и - не закрываясь, простая песенка, спетая двадцать, тридцать, сорок раз превращалась в практику, а потом vigyana shakti говорила - ложитесь на пол, и выключала свет, и ты запоминал глаза каждого, даже если еще не успел выучить всех имен. я лежу, свернувшись в плотный клубок, как полярная лиса, как смерзшийся снег, и по привычке немножечко чувствую страх от того, что ничего этого не повторится, так больше не будет, и можно что-то не успеть, и в. говорит, что не может радоваться, потому что все время чувствует, что должен быть на пределе внимания, что чувствует, как что-то существует там за спиной, где ты этого не видишь и не можешь на это повлиять, но потом что-то происходит и страх отключается, потому что в экстремальных ситуациях или просто трудных временах отключаются все второстепенные системы. я слышу, как стая уток разрывает воду на взлете, и как кто-то ходит по коридору, и открывает магнитной карточкой какую-то другую дверь.
слышны чьи-то шаги в коридоре
не можешь заснуть, не хочешь, не пытаешься, никому ничего не объясняешь.
я сворачиваюсь под одеялом в клубок и вспоминаю этнографический музей siida в инари.
самая северная деревня финляндии. люди, собаки, снегоходы, олени. плавные изгибы единственной дороги, которая ведет в норвегию.
ощущение льда под колесами, озеро, на островах которого живут саамские боги.
в музее была отличная выставка про комаров, про охотничьи луки и просто про север и его жизнь в двенадцать месяцев года.
на одной из фотографий была полярная лиса, белая шерсть, хвост, прищур глаз, окровавленная мордочка. на другой фотографии она сидела в снегу, свернувшись клубком, и грелась. я вспоминаю ее, ветер, смерзшийся снег, облепивший деревья, оленьи следы на лыжне. клети на крышах, в которых по старой привычке сушится оленье мясо. распил туш, запачканные фартуки рабочих, их огромные наушники, очки. я лежу под одеялом, которые одинаковые во всех хостелах, и в стокгольме совсем тепло, с утра будет снегопад, и мы будем кататься на коньках в компании шведских школьников. ночью совсем легко. утром и днем уже не так легко. если ты делаешь что-то в одиночку и впервые, то нужно быть готовым к тому, что у тебя не будет выходных, не будет ни одной передышки от себя самого и той ответственности, которую ты взвалил на плечи: изменить все. не просто переехать в другую страну, не быть ни к чему привязанным, сделать свое отношение к происходящему ровным и не зависящим от эмоций, а вывернуть пространство целиком и перестроить его. прервать цепочки кодов, автоматических ходов, ошибок, которые идут к тебе от родителей, а к ним от их родителей и дальше туда, где уже ничего не видно; перестать воспринимать как единственно верное то, что обусловлено воспитанием, кругом общения, принадлежностью к поколению; сделать своей единственной опорой неизвестность.
мы катаемся на коньках под музыку, последний раз я делала это в пять лет. в музее cosmonova на огромном экране мы смотрим, как вертолет летит над антарктикой, самым сухим, самым холодным, самым страшным местом в мире, и как два аквалангиста плывут внутри айсберга - там есть огромные пустоты, заполненные водой. вечером, когда мы обнимаемся с карин, которая уходит на йогу, смотрим друг другу в глаза, как мы делали во время суфийских песен по вечерам в хо. нужно было найти себе пару и спеть короткий куплет в шесть строчек, глядя в глаза своему партнеру, не отрываясь и - не закрываясь, простая песенка, спетая двадцать, тридцать, сорок раз превращалась в практику, а потом vigyana shakti говорила - ложитесь на пол, и выключала свет, и ты запоминал глаза каждого, даже если еще не успел выучить всех имен. я лежу, свернувшись в плотный клубок, как полярная лиса, как смерзшийся снег, и по привычке немножечко чувствую страх от того, что ничего этого не повторится, так больше не будет, и можно что-то не успеть, и в. говорит, что не может радоваться, потому что все время чувствует, что должен быть на пределе внимания, что чувствует, как что-то существует там за спиной, где ты этого не видишь и не можешь на это повлиять, но потом что-то происходит и страх отключается, потому что в экстремальных ситуациях или просто трудных временах отключаются все второстепенные системы. я слышу, как стая уток разрывает воду на взлете, и как кто-то ходит по коридору, и открывает магнитной карточкой какую-то другую дверь.