верхом на ките
- ну и погодка, - говорит мой сосед в самолете
в хельсинки плюс десять, идет дождь, я мечтаю встретиться со своей курткой, которая прилетела в багаже. в два часа дня мы уже успели с трудом въехать в хорватию, прокатиться на лихом такси мимо виноградников, выпить кофе в аэропорту вены (и столик с сахаром, корицей и ванилью назывался coffee tuning station), сесть не на тот автобус и в итоге ехать до хельсинки на электричке от станции тиккурила (водитель автобуса индус, водитель другого автобуса араб, маршрут начинает работу в 4:15). японские туристы в дождевиках около suomalainen kirjakauppa. желтые безумные дни в стокманн, зеленые трамваи, бегущий без зонта мужчина в пальто. я понимаю много на улицах, но спрашиваю дорогу на английском.
над рыночной площадью запах моря, шоколада, сырой рыбы, жареной рыбы, дождя, пока горит красный, изо всех сил вдыхаю; чуть поодаль над рынком и катерами виден огромный бело-синий паром silja line - нам туда. забавно, как складывается мое время в хельсинки. в двенадцать лет я смотрю на город со второго этажа экскурсионного автобуса, я первый раз одна за границей, на каждой улице есть по крайней мере один дом и одно окно, где я хотела бы жить. и да, их было еще три по дороге от торфяновки: они стояли справа от дороги, один на краю поля, два других - среди деревьев и тракторов, все были красного цвета. потом к нам на второй этаж поднялся гид и научил нас кое-чему по-фински. спасибо, добрый день, добрый вечер. ольга федоровна пообещала моей маме, что вернет меня домой, даже если мне захочется остаться в хельсинки, но я все равно все хорошенько запомнила. у них своя линия, у меня своя.
и пока мы едем (мы едем к кафедральной площади), я выбираю окна, за которыми может разворачиваться моя жизнь (я никогда не смогу смириться с тем, что жизнь только одна и моя именно та, где я сижу в автобусе, набитом школьниками; я всегда хочу быть сразу по обе стороны стекла) мне хватает времени представить эту иную жизнь до самых мелких деталей (запах геля для душа утром, имена друзей, которые ждут к себе вечером, цвет конверта, который я достаю из почтового ящика, имя собаки, стоптанные ботинки, вид из окна: улица с трамвайными путями и двухэтажный экскурсионный автобус, который проезжает каждую неделю в четверг около трех). иная жизнь всегда удается мне с блеском, мгновенно и навсегда; я никогда не забываю, где, кем и когда я уже успела побывать; мы минуем светофор, сворачиваем, а во мне уже остались отпечатки этих других женщин, которые смотрят из других окон, и которыми я уже успела стать, хотя времени, в общем, было пока автобус ждал зеленого.
теперь я ищу эти отпечатки, стоя на kauppatori под дождем; и они по-прежнему где-то там, они навсегда остануться там, у меня своя карта хельсинки, города, где мне ничего на самом деле не принадлежит, кроме воспоминаний о людях, возможность стать которыми однажды пришла мне в голову. и я больше не вижу смысла в одиноких путешествиях, я больше не выбираю города, где хотела бы жить, руководствуясь видом из окна; все города мира стали окей не то, чтобы совсем равны, но похожи
твоим отсутствием в каждом из них
хотя в одних по-прежнему приятней, а другие я никогда не смогу полюбить и мне нравится, что они остаются чужими, остаются за спиной, остаются на
карте и всегда будут там. выстраивая схему привязанностей, отказываясь даже думать о каких-то местах, я ну все равно что расставляю на карте мира маяки, каждый из которых в один момент является огнем, в другой просто темнотой, но тем не менее ты можешь ориентироваться.
мы обедаем жареной селедкой в одном из рыночных кафе, я спрашиваю названия других рыб (mitä se on suomeksi?), но помню их недолго, потому что названия рыб нужны мне только сейчас, под дождем, когда продавцы греют руки в перчатках, а потом появится что-то другое. на пароме пусто, но в моей каюте уже две женщины, мы немного обсуждаем то, что мы под водой.
на следующий день в стокгольме ветер сносит со стола хрустящие хлебцы knäckebröd, я могу без конца наблюдать за девочками в стеклодувной мастерской в скансене, которые повторяют одну и ту же последовательность операций; мы смотрим на оленей, саамские избушки как из сказок, на мехового моржа, на тюленей, которые здороваются за руку с парнем, который кормит их сырой рыбой; и в конце концов, под деревом, около вольера, где неподвижно сидит сова, встречаем, наконец, того старика, который знает все посвисты птиц, он в шляпе и пальто, кормит белок с ладони. днем солнечный ветер, в пять уже начинает темнеть, вместе с дашей леттипяя [J][/J] и юханом мы отмечаем день булочки с корицей, съедая на четверых самую большую и невообразимо вкусную булочку с корицей, купленную в кафе saturnus, и, в ожидании кино, заглядываем в окна посольствам и домам района Östermalm. за эту возможность разделить вечер и светящиеся картины в окнах с ними я готова отдать любую из несостоявшихся жизней; города, где ты испытываешь это, города, которые ты делишь хотя бы на один день, всегда светятся ярче, чем другие; все-таки возвращаться домой всегда круче, чем думать о возвращении домой; я понимаю, что никогда раньше я не была такой счастливой, как сейчас иногда бываю; в действительности все и всегда оказывается сильнее, красивее и интереснее, чем ты когда-нибудь мог себе представить, - это правило, не знающее исключений; это правило, которому невозможно ничего противопоставить; я знаю - я всегда это знаю, - что будет еще лучше.
на следующий день в шесть утра пробежка, я бегу 6.2 км по стокгольму: начинаю в темноте и заканчиваю на рассвете. от хостела на острове skeppsholmen до djurgården, вдоль канала, через тропу со знаком "осторожно, всадники!", мимо ворот луна-парка; я бегу чуть дольше, чем на самом деле могу, и моя спина этого не выдерживает, и то, что в двенадцать заживает за один день, как на кошке, уже не проходит так легко. поэтому теперь я думаю про полярный марафон с некоторой грустью; как, интересно, бежать, если не можешь как следует выстроить тренировки и только загоняешь себя; ведь для этого не нужно быть специалистом, нужно только немножечко думать вперед. закутавшись в плед в кафе на площади старого города, я пью горячий шоколад, и несколько идеальных минут чувствую только усталость, боль в спине, свет на площади, нежный вкус сливок, звук старой мостовой. мы делим на двоих пирог с лососем и шпинатом, в то время, как уже уборщики уже заходят на причаливший паром silja line: у них совсем немного времени и каждая горничная должна привести в порядок около тридцати кают; фотографы занимают свое место напротив арки у входа; струнный квартет надевает вечерние платья, берет инструменты и рассаживается на сцене на седьмой палубе; а те пассажиры, что пришли раньше, сидят в барах с бокалом вина, белого или красного. это чувство - что все самое интересное еще даже не начиналось, стирает печаль без остатка; ничто уже не вернется превращается в ничто никогда не исчезнет; оказавшись в этом потоке, я просто не могу ему сопротивляться.
фотографы просят нас остановится в арке для снимка; на следующее утро после завтрака, за полчаса до хельсинки, я рассматриваю наши фотографии.
в этот раз не будет вообще никаких фотографий: canon отказывает и просто лежит в рюкзаке, вместе с книжкой про свет в шведской архитектуре; и это делает нас еще более легкими, чем обычно. не нужно никаких доказательств. все равно это - останется.
в хельсинки плюс десять, идет дождь, я мечтаю встретиться со своей курткой, которая прилетела в багаже. в два часа дня мы уже успели с трудом въехать в хорватию, прокатиться на лихом такси мимо виноградников, выпить кофе в аэропорту вены (и столик с сахаром, корицей и ванилью назывался coffee tuning station), сесть не на тот автобус и в итоге ехать до хельсинки на электричке от станции тиккурила (водитель автобуса индус, водитель другого автобуса араб, маршрут начинает работу в 4:15). японские туристы в дождевиках около suomalainen kirjakauppa. желтые безумные дни в стокманн, зеленые трамваи, бегущий без зонта мужчина в пальто. я понимаю много на улицах, но спрашиваю дорогу на английском.
над рыночной площадью запах моря, шоколада, сырой рыбы, жареной рыбы, дождя, пока горит красный, изо всех сил вдыхаю; чуть поодаль над рынком и катерами виден огромный бело-синий паром silja line - нам туда. забавно, как складывается мое время в хельсинки. в двенадцать лет я смотрю на город со второго этажа экскурсионного автобуса, я первый раз одна за границей, на каждой улице есть по крайней мере один дом и одно окно, где я хотела бы жить. и да, их было еще три по дороге от торфяновки: они стояли справа от дороги, один на краю поля, два других - среди деревьев и тракторов, все были красного цвета. потом к нам на второй этаж поднялся гид и научил нас кое-чему по-фински. спасибо, добрый день, добрый вечер. ольга федоровна пообещала моей маме, что вернет меня домой, даже если мне захочется остаться в хельсинки, но я все равно все хорошенько запомнила. у них своя линия, у меня своя.
и пока мы едем (мы едем к кафедральной площади), я выбираю окна, за которыми может разворачиваться моя жизнь (я никогда не смогу смириться с тем, что жизнь только одна и моя именно та, где я сижу в автобусе, набитом школьниками; я всегда хочу быть сразу по обе стороны стекла) мне хватает времени представить эту иную жизнь до самых мелких деталей (запах геля для душа утром, имена друзей, которые ждут к себе вечером, цвет конверта, который я достаю из почтового ящика, имя собаки, стоптанные ботинки, вид из окна: улица с трамвайными путями и двухэтажный экскурсионный автобус, который проезжает каждую неделю в четверг около трех). иная жизнь всегда удается мне с блеском, мгновенно и навсегда; я никогда не забываю, где, кем и когда я уже успела побывать; мы минуем светофор, сворачиваем, а во мне уже остались отпечатки этих других женщин, которые смотрят из других окон, и которыми я уже успела стать, хотя времени, в общем, было пока автобус ждал зеленого.
теперь я ищу эти отпечатки, стоя на kauppatori под дождем; и они по-прежнему где-то там, они навсегда остануться там, у меня своя карта хельсинки, города, где мне ничего на самом деле не принадлежит, кроме воспоминаний о людях, возможность стать которыми однажды пришла мне в голову. и я больше не вижу смысла в одиноких путешествиях, я больше не выбираю города, где хотела бы жить, руководствуясь видом из окна; все города мира стали окей не то, чтобы совсем равны, но похожи
твоим отсутствием в каждом из них
хотя в одних по-прежнему приятней, а другие я никогда не смогу полюбить и мне нравится, что они остаются чужими, остаются за спиной, остаются на
карте и всегда будут там. выстраивая схему привязанностей, отказываясь даже думать о каких-то местах, я ну все равно что расставляю на карте мира маяки, каждый из которых в один момент является огнем, в другой просто темнотой, но тем не менее ты можешь ориентироваться.
мы обедаем жареной селедкой в одном из рыночных кафе, я спрашиваю названия других рыб (mitä se on suomeksi?), но помню их недолго, потому что названия рыб нужны мне только сейчас, под дождем, когда продавцы греют руки в перчатках, а потом появится что-то другое. на пароме пусто, но в моей каюте уже две женщины, мы немного обсуждаем то, что мы под водой.
на следующий день в стокгольме ветер сносит со стола хрустящие хлебцы knäckebröd, я могу без конца наблюдать за девочками в стеклодувной мастерской в скансене, которые повторяют одну и ту же последовательность операций; мы смотрим на оленей, саамские избушки как из сказок, на мехового моржа, на тюленей, которые здороваются за руку с парнем, который кормит их сырой рыбой; и в конце концов, под деревом, около вольера, где неподвижно сидит сова, встречаем, наконец, того старика, который знает все посвисты птиц, он в шляпе и пальто, кормит белок с ладони. днем солнечный ветер, в пять уже начинает темнеть, вместе с дашей леттипяя [J][/J] и юханом мы отмечаем день булочки с корицей, съедая на четверых самую большую и невообразимо вкусную булочку с корицей, купленную в кафе saturnus, и, в ожидании кино, заглядываем в окна посольствам и домам района Östermalm. за эту возможность разделить вечер и светящиеся картины в окнах с ними я готова отдать любую из несостоявшихся жизней; города, где ты испытываешь это, города, которые ты делишь хотя бы на один день, всегда светятся ярче, чем другие; все-таки возвращаться домой всегда круче, чем думать о возвращении домой; я понимаю, что никогда раньше я не была такой счастливой, как сейчас иногда бываю; в действительности все и всегда оказывается сильнее, красивее и интереснее, чем ты когда-нибудь мог себе представить, - это правило, не знающее исключений; это правило, которому невозможно ничего противопоставить; я знаю - я всегда это знаю, - что будет еще лучше.
на следующий день в шесть утра пробежка, я бегу 6.2 км по стокгольму: начинаю в темноте и заканчиваю на рассвете. от хостела на острове skeppsholmen до djurgården, вдоль канала, через тропу со знаком "осторожно, всадники!", мимо ворот луна-парка; я бегу чуть дольше, чем на самом деле могу, и моя спина этого не выдерживает, и то, что в двенадцать заживает за один день, как на кошке, уже не проходит так легко. поэтому теперь я думаю про полярный марафон с некоторой грустью; как, интересно, бежать, если не можешь как следует выстроить тренировки и только загоняешь себя; ведь для этого не нужно быть специалистом, нужно только немножечко думать вперед. закутавшись в плед в кафе на площади старого города, я пью горячий шоколад, и несколько идеальных минут чувствую только усталость, боль в спине, свет на площади, нежный вкус сливок, звук старой мостовой. мы делим на двоих пирог с лососем и шпинатом, в то время, как уже уборщики уже заходят на причаливший паром silja line: у них совсем немного времени и каждая горничная должна привести в порядок около тридцати кают; фотографы занимают свое место напротив арки у входа; струнный квартет надевает вечерние платья, берет инструменты и рассаживается на сцене на седьмой палубе; а те пассажиры, что пришли раньше, сидят в барах с бокалом вина, белого или красного. это чувство - что все самое интересное еще даже не начиналось, стирает печаль без остатка; ничто уже не вернется превращается в ничто никогда не исчезнет; оказавшись в этом потоке, я просто не могу ему сопротивляться.
фотографы просят нас остановится в арке для снимка; на следующее утро после завтрака, за полчаса до хельсинки, я рассматриваю наши фотографии.
в этот раз не будет вообще никаких фотографий: canon отказывает и просто лежит в рюкзаке, вместе с книжкой про свет в шведской архитектуре; и это делает нас еще более легкими, чем обычно. не нужно никаких доказательств. все равно это - останется.
-
-
06.11.2011 в 22:52