в девять минут первого я сижу на деревянном стуле, поджав ноги, и предчувствую долгое, упоительное, пустынное лето: велосипедный шорох, мастерские по брошкам и сережкам в prime-star, ягоды, влажный асфальт. запрокидываю голову и вижу несколько зеленых букв, ffee, светящийся хвост слова кофе, и овальную синюю табличку с номером дома: 38, остро слышится новая жизнь, от электричества в горле трудно глотать, все столики и стулья перевиты железной проволокой, рядом стоит белый бумажный пакет с двумя йогуртами, мерцает радужная реклама в конце арбата, я жду, пока появится дживс, и мимо проходят последние экскурсии, смуглые девочки-посудомойки с маленькими наушниками, и всякие местные чуваки, которым негде спать. я вылила просто ужасное количество кофе, который не стали допивать, и выбросила ужасное множество картонных стаканов, мне дали мой собственный зеленый фартук; теперь я человек в зеленом фартуке, сорок часов в неделю. всего в неделе сто шестьдесят восемь часов, мы возвращаемся домой, останавливаясь на каждый красный, на улицах, вперед и назад, никого нет; мне хочется ехать и ехать, раскачиваясь на плавных поворотах, по одному и тому же маршруту, мои друзья сдали первый из двух госов и нельзя сказать, чтобы очень блистали, а я пишу диплом, не смотря на то, что большая часть необходимой литературы на шведском. не смотря на то, что мама в городе, мы встречаемся только в библиотеке, где она оберегает меня от всех полоумных всклокоченных старикашек, и от всех одиноких странных женщин, и те, и другие, похоже, получили в ленинке постоянную прописку; старикашки, встречаясь в буфете, затевают круглые столы, а женщины никогда ни с кем не разговаривают.