десять минут между тем, как курьер позвонит в дверь и телефонной трубкой, обозначившей disconnected
всего десять минут, всего один день, а я уже видела двоих сумасшедших.
один обернулся на эскалаторе, идущем вниз, и сказал:
- иностранец? ну постарайтесь, постарайтесь, конечно. только сердце-то должно быть открыто.
у него острые скулы, маленькие глаза, скалистое, упрямое лицо. что он несет в своих двух холщовых пакетах, которые оттягивают его к земле? почему левая ладонь его выпачкана землей, а на правой - огромная черная перчатка? почему я смотрю мимо, почему не смотрю на него?
а другая женщина шла на тонких ногах по пушкинской, бледная и серьезная, после обеда. я вижу ее часто, на ней коричневая куртка из "кожзама" и зеленый шарф.
- этих двух недель было недостаточно, - вдруг внятно произносит она, пересекая площадь.
сегодня, за десять минут, я говорю прощай книжке "полубрат", которая началась, пустым неделям и унынию, итальянским семинарам,
говорю здравствуй русской литературе, стилистике, философии, эстетике, эстетическим концепциям павла муратова, журналу "знамя", где меня ждут в понедельник, и железной дороге, которую сегодня утром посадили на самолет, чтобы она прилетела к нам. до госов два месяца, до сдачи проекта диплома два месяца, когда я поступала в магистратуру, я совсем не представляла, что мне нужно от жизни, весь год это было похоже на я не знаю на что, когда антонов приходил весь винный, казначеев шевелил аудиторию ежегодными шутками и ограничивался тем, что "материал невероятно неохватен, все равно не успеем", ангельская можаева сегодня проспала, а завтра не дочитала, и когда кто-то произносит свое стихотворение, другие кашляют и говорят по телефону, не понижая голоса.
уже темно, тишина катится из комнаты в комнату, опережая меня. двойной вдох, двойной выдох.
все вокруг такие сложные, что не могут даже почистить картошку без внутреннего конфликта.
(и лучший творческий метод - это опережение)
ведь нужно же не забывать о том, что и это тоже существует.