- хм, - говорит профессор к. - какой-то... не наглядный этот мел.
- a chi? a me? come mai! ti piaccio, tesoro! - говорит итальянская синьора с золотистым бантом на шее, когда я прошу разрешения сфотографировать ее. она только что продала мне крошечный локомотив, который я держу на ладони, в итальянском языке локомотив - женского рода; и потому я растрогана. кого сфотографировать меня как же так я тебе нравлюсь, золотце?
- один синьор в венеции превратился в рыбу, - говорит джанни родари.
- и тут прилетела трясогузка, и боги все поняли, - говорит з., стоя за кафедрой; но сегодня утром я перечитываю "кодзики", японские мифы, и никакой трясогузки ни в единственном числе, ни во множественном там не обнаруживается. а остров авасиму и дитя-пиявку за детей не сочли.
- а вот, какой, физиономический сюжет, - говорит некто петров, который читает лекцию о русском пейзаже в третьяковке. и когда здравомыслящие уходят, опустив скрипучие столики у правого локтя, - ну, теперь, когда мы избавились от балласта, - и продолжает свою водянистую лекцию
- ты сейчас опоздаешь на автобус, - говорят часы на стене
- разве искусство может что-нибудь изменить? - говорят все былинки, белые кости, жуки, листы бумаги, типографские станки, витражи, кофейные чашки, пуговицы, кисточки, стирательные резинки, ленты мёбиуса, колокола, утки, кипарисы и раковины. впрочем, за витражи и за уток я не уверена. возможно, эти говорят что-нибудь другое.
- who walked between the violet and the violet, - говорит томас стернз элиот, поэт
- этот дивный католический куст, - говорит тот, кто движется по направлению к свану
- другой синьор попытался, но у него ничего не вышло, - говорит джанни родари.
не вышло так не вышло, больше добавить нечего.